Дети рожденные на зоне. Дети, отбывающие наказание в тюрьмах

В интернете наткнулась на эту статью решила кинуть сюда(((

Это очень тяжело читать… Но, наверное, нужно. Это откровения женщины, родившей ребенка в колонии. Рассказ о суровой действительности.
«РОДЫ В МЕСТАХ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ»
Недавно госпожа Мария Арбатова сказала про женщин, рожающих в местах заключения, что они специально беременеют, чтобы сократить срок пребывания.
Я бы хотела развеять этот миф, который существует как на воле, так и в тюрьме. Я сталкивалась с беременными еще в СИЗО, куда они попадали уже будучи в положении. Их беременность никак не облегчала установленную им меру наказания. Помню, в изоляторе была женщина, которая ходила на заседания с огромным животом, будучи уже на восьмом-девятом месяце. Я удивилась: что же нужно было совершить, чтобы тебя заключили на таком сроке беременности. Оказалось, вполне ординарный случай: кража из супермаркета. В итоге она родила в СИЗО, и только через месяц удалось уговорить, чтобы ее выпустили под подписку о невыезде. Я видела в автозаках женщин, которые ездили на суды с младенцами на руках. Испытание непростое: две клетушки, одна женская, другая мужская, в каждой по 30 человек, большинство из которых курит. В московском изоляторе №6 в Печатниках была отдельная камера №216, где содержались мамочки с детьми. Женщина, уезжая на заседание, могла оставить своего ребенка на сокамерниц. В то время, когда я была в СИЗО, гинеколог приходил крайне редко. Вызвать врача для женщины, у которой начинаются схватки, - целая история: тарабанишь в дверь, зовешь, как там говорят «дежурку», просишь ее вызвать доктора. Естественно, его нет, на месте только фельдшер, а если схватки случаются ночью, то говорят «подожди пока». Порой доходило до критических ситуаций: среди ночи просыпаешься от грохота алюминиевых мисок, которыми женщины стучат по решеткам, чтобы привлечь внимание, и кричат: «Срочно врача!» Я знаю несколько случаев, когда женщины рожали в коридоре, не дождавшись помощи. Если врач все же приезжает, то женщину под конвоем везут в специальную двадцатую больницу в Москве, где есть отделение для тех, кто находится под стражей. Рожает она, пристегнутая наручниками, чтобы, видимо, не сбежала во время родов. Через три-четыре часа женщину везут обратно в камеру, а ребенка оставляют на положенные несколько дней в гражданской больнице. Дай Бог, чтобы у мамы за это время не пропало молоко. Из больницы ребеночка привозят к маме, и их селят в отдельную камеру, где кроме железных кроватей стоят еще и детские. Там я впервые увидела детей, которые спокойно спят под невероятный шум железных дверей. Невозможно передать этот лязгающий звук. Ты сама непроизвольно дергаешься от этого, а они спят беспробудным сном. У этих детишек такое же расписание, как и у их мам: утром проверка, вечером проверка, обед по расписанию. Родивших в СИЗО женщин отправляют уже в колонию, где есть дом ребенка. Их в стране тринадцать, в них содержится около 700 детей.
Вообще для колонии беременные женщины - явление необычное. В основном там все брошенные: кто-то был замужем, но развелся, к кому-то не могут приезжать по финансовым причинам - не у всех есть деньги на билет. У многих не то что свиданий нет, посылок-то не получают. Поэтому забеременеть там могут только те, к кому приезжают мужья на длительные свидания.
Когда я узнала, что беременна, то, конечно, испытала шок, но вопрос, оставлять ли ребенка, даже не стоял. Наверное, меня спасало то, что это был не первенец. Надеялась на свое здоровье и крестьянские корни: представляла, что по уровню условий это будет как в поле в деревне. Не могу сказать, что отношение в колонии ко мне сильно изменилось. Пожалуй, это вызвало дополнительный интерес: я в принципе была не стандартным «клиентом» этого учреждения, а тут еще и такое событие. Прямо меня никто не осуждал, но и жизнь мою никто не облегчил: в 6 подъем, в 10 отбой, в течение дня ни присесть, ни прилечь, рожавшие женщины поймут, что это значит. Прежде всего это тяжело морально, ты постоянно беспокоишься о здоровье ребенка.
Как правило, когда обнаруживают беременность, женщину отправляют в ту колонию, где есть дом малютки, чтобы сразу после рождения туда его забрать. Моя ситуация не совсем стандартна: я не рожала в самой колонии. Примерно за месяц до родов меня перевели в ЛПУ - лечебно-профилактическое учреждение. Первые серьезные анализы, УЗИ мне сделали уже там, когда я была на восьмом месяце. Быть может, врачи и хотели мне помочь раньше, но такой возможности не было: максимум раз в месяц приезжал на зону гинеколог, делали общие анализы крови, мочи. Слава Богу, у меня не было проблем, в противном случае как-то помочь очень тяжело. Само ЛПУ выглядит достаточно забавно, у меня возникли ассоциации с Чеховым, с его описаниями приходских больниц XIX века. Небольшой домик, почти деревенская мазанка, где одна половина - гинекологическое отделение, вторая - родильное. Отделение - это громко сказано: маленькая комнатка, на стенах висят древние щипцы. Пока я там лежала, родили восемь женщин. Один случай сильно врезался мне в память. Девушка-наркоманка родила недоношенную девочку. Врачи удивлялись силе воли ребенка: по всем показателям она не должна была родиться живой, но ребенок еще часов пять боролся за жизнь. Я часто задаю себе вопрос: выжила бы эта девочка, если бы родилась в нормальных условиях? Врачи там опытные, отработавшие в таких условиях по тридцать лет. Все, что можно сделать руками, они делают. Этот роддом при колонии был первым, где принимали роды у ВИЧ-инфицированных. Сейчас это уже не редкость: у нас в СИЗО была ВИЧ-инфицированная мама с ребенком. Мамочки меня поразили: ясно, что это соответствующий контингент, но в моем понимании женщины, готовящиеся к рождению детей, прекрасные, умиротворенные, а не курящие «Приму» или «Яву». При этом я не могу сказать, что они были плохими матерями, все равно старались ухаживать за детишками.
Если нет никаких осложнений, то примерно через пять дней ребеночка и маму везут обратно в колонию, при этом ребенка на скорой помощи, а маму - в автозаке. Иногда происходит разрыв: когда ребеночку нужен дополнительный медицинский уход, его отвозят в гражданскую больницу, а маму все равно отправляют в колонию.
Пожалуй, одна из главных проблем - нарушение связи с ребенком: не знаю, какова здесь «заслуга» пенитенциарной системы. Мама живет с ребенком месяц или максимум два в доме малютки, а дальше она возвращается обратно в отряд и может посещать ребенка в обед и вечером на час. Разумеется, ни о каком кормлении речи не идет. В принципе она может кормить и после возвращения в отряд, но физиологически это сложно: процесс образования молока требует постоянного кормления, нужно сцеживаться, а для этого нет гигиенических условий. Моешься-то раз в неделю, туалет на улице. Поэтому, как правило, кормление прекращается через два месяца. Из-за этого разрыва с ребенком происходит самое страшное: постепенно материнские чувства притупляются. Несколько лет назад ввели такой эксперимент: сделали несколько комнат совместного проживания, где ребенок может жить, как дома, с мамой. Таких комнат очень мало, чтобы туда попасть, нужно быть на хорошем счету у администрации, что не всегда зависит от хорошего поведения заключенной. Когда в доме малютки находится 50 детей, а таких комнат 10, очевидно, что места хватит не всем.
Когда ребенку исполняется три года, его отправляют в детский дом. Иногда делают поблажку: оставляют еще на полгода, если мама должна выйти в течение этого времени. По закону существует некая возможность встречаться с ребенком в детском доме, но в реальности его администрация не хочет брать на себя обузу возить ребенка к маме, а у нее, соответственно, тоже нет такой возможности. Поэтому дети остаются одни именно в том возрасте, когда им так нужна мама.
Есть еще один важный вопрос: в нашей стране не существует системы реабилитации осужденных. Когда ты выходишь, тебе дают 700 рублей, чтобы доехать до дома, даже плацкарт до Москвы стоит дороже. Если у тебя нет родных и близких, у тебя есть только одна возможность - откладывать с зарплаты, которую ты там получаешь. На тот момент, когда я там была, зарплата швеи составляла 500-600 рублей в месяц. Сейчас вроде около двух тысяч. Очень часто бывает, что, выйдя с зоны, женщины теряют квартиры: предприимчивые родственники, «пользуясь случаем», каким-то образом их отнимают. Выйдя из колонии, женщины мало того что не имеют условий для собственной реабилитации, так еще и с ребенком на руках. Неудивительно, что порой некоторые мамочки бросают своих детей на вокзале. Законный выход для освободившейся матери без родных только один - отдать ребенка в детский дом, где можно навещать его на выходных, а самой в это время пытаться найти работу.
Конечно, в колониях разрешены аборты. Тем не менее я знаю, что даже там врачи отговаривали женщин от этого. Если врач видит, что у женщины есть шанс вернуться к нормальной жизни после выхода, то советует родить и потерпеть.
Недавно я была в нескольких тюрьмах в Дании. Невероятно, но у них тюрьма открытого типа без забора, потому что считается, что люди сознательные и не будут бежать, а тех, кому это удалось, все равно рано или поздно поймают. А директор тюрьмы похож на профессора университета: интеллигентный, открытый, ничего не скрывает. Самое главное, там заботятся о том, чтобы человек не выпал из социальной среды: заключенные сами себе готовят, стирают в машинке. Я, например, вышла и забыла, как морковку чистить, потому что ты забываешь, что и как в реальной жизни происходит.
Беременную женщину в Дании сажают только за очень серьезное преступление. Власти предпочитают денежные штрафы. Если женщина все же оказалась в тюрьме, то рожает она все равно в гражданской клинике, находясь там столько, сколько нужно. Только через восемь месяцев женщина идет работать, а ребенок, если его не забрали родственники, находится в детском саду. Утром приезжает такси, забирает малыша и отвозит в обычный муниципальный детский сад, вечером привозит обратно к маме. Меня потрясло такое простое решение этой проблемы. Дети нормально развиваются, социализируются, несмотря на то что мама в тюрьме.
Проект «Жизнь в тюрьме»:
Светлана Бахмина

Вадим родился в тюрьме в Челябинске. Мама отбывала срок за хранение наркотиков. В этой колонии, как и еще в 9 других в разных регионах (а всего в нашей стране 35 колоний для женщин), на территории находится отдельное здание – тюремный дом ребенка. Мальчик достиг трехлетнего возраста раньше, чем мама отбыла свой срок наказания, и из тюрьмы, как положено по закону, был переведен в один из Челябинских детских домов. Малыш рос и развивался вполне по возрасту, но через два года учреждение расформировали, и Вадим оказался в другом детском доме, где, как новенький подвергся дедовщине и в результате получил тяжелую травму головы. Вскоре воспитатели заметили задержку в развитии ребенка и он был переведен в интернат для детей с заболеваниями 8-го вида.
Когда Вадиму было 5 лет, объявилась его мама, которая, посмотрев на мальчика, сказала: “Какой-то он глупенький на вид”, немного поиграла с ребенком, но после этого её больше никто не видел. Еще долгие годы Вадик писал маме письма, на которые не получал ответов. По окончании интерната Вадим, как и остальные выпускники, выучился на слесаря, получил квартиру, но решительно не понимал, что делать дальше со своей жизнью.
Где сейчас мама Вадима мы не знаем, не знаем также как получилось, что этой женщине пришлось рожать в тюрьме, но нам известно, почему очень многие женщины-заключенные намеренно пытаются забеременеть и родить во время срока лишения свободы.

У нашего фонда в попечении 5 учреждений в районе города Вольск, немало детей в них имеют мам, отбывающих наказания за различные преступления. Здесь в Вольском районе есть колония для женщин, не строгого режима, а обычная, где женщины сидят в основном за наркотики и воровство. После психологической диагностики заключенных делят на отряды: кого-то в прачечную, кого-то – в столовую, кого-то в швейный цех шить варежки и армейскую форму. Если женщина хорошо себя ведет, в качестве поощрения может получить с законным супругом свидание “семейного типа”, то есть в отдельной “квартире”. Супруг приезжает, привозит продукты, проходит досмотр, и пара остается наедине. Во время таких свиданий многие заключенные стараются забеременить. Для нас, людей на свободе, сама мысль рожать ребенка в тюрьме кажется безумием. Но у заключенных есть свои причины этого добиваться.

Если женщине удалось зачать ребенка, она получает шанс на очень многие изменения в условиях ее содержания. В зависимости от тяжести статьи, по которой осудили заключённую, есть система поблажек и послаблений режима: улучшенное питание и больше прогулок (назначается не в каждой тюрьме), освобождение от тяжелых работ или сокращение времени работы, а также право на УДО - заветное условно-досрочное освобождение, если срок окончания заключения уже близок.
Мамы не скрывают, что ребенок сам по себе им особенно не нужен, хотя бывают и исключения. Но они крайне редки. После родов, на которые роженицу отвозят с двумя конвоирами в “Автозаке”, женщина получает дополнительное свободное время на кормление ребенка по часам, продолжает получать особое питание, а затем может посещать его в специально отведенном под детский сад помещении на территории колонии по графику, установленному учреждением. Далеко не во всех колониях мамы могут видеть своих детей до трех лет. Там, где нет помещения под деткий сад, сразу после родов ребенок попадает в больницу и затем в дом ребенка.

В нянечки берут заключенных по нетяжким статьям или с малым остаточным сроком пребывания в тюрьме. Сейчас в тюрьме находятся 500 женщин и 50 детей, то есть во время заключения родила каждая десятая (если не считать детей, которых по достижению 3-х-летнего возраста уже перевели в ближайший детский дом, а мама продолжает сидеть).
Большую часть времени дети проводят с нянечками и персоналом, много смотрят телевизор, плохо говорят. В одном из наших ближайших детских домов мы даже специально наняли логопеда для занятий с мальчиками, выросшими в тюрьме - они почти не разговаривали и в 5 лет.
Для того, чтобы накормить детей, которые питаются уже обычной едой, а не молоком, используется две схемы. Либо детей по очереди сажают на стульчик для кормления, привязывают руки и раз в 10 секунд кладут ему в рот кашу, либо сажают сразу всей группой и по очереди дают по одной ложке еду. Так же впрочем кормят и в обычных (не тюремных) домах ребенка. Понятно, что воспитателей не хватит, чтобы накормить каждого, как домашнего ребенка - с уговорами, сказками, прибаутками. Но именно после таких схем кормления, а также после еды по часам (завтрак, обед, ужин), когда не можешь поесть, когда тебе этого хочется и того, что хочется, а приходится есть то, что сегодня в столовой дают, и развиваются пищевые нарушения у воспитанников детских домов. И это несмотря на то, что качество и вкус еды в детских домах в России сейчас везде на довольно хорошем уровне. Еда становится желанной отрадой, попадая в приемную семью или уже после выпуска из детского дома, дети не могут наесться и часто съедают больше, чем нужно. Один из наших знакомых выпускников, у которого жизнь к счастью сложилась вполне успешно, вспоминает, что главное чувство, которое помнит в детстве – это постоянный голод.

Не каждой забеременевшей женщине удается родить, условия в тюрьме все же не лучшие для беременности, случаются и выкидыши и осложнения. Тем не менее здоровье у всех малышей, родившихся в колонии, по понятным причинам изначально очень слабое.
Дальнейшая судьба детей, родившихся в тюрьме, складывается по одному из четырех сценариев. Чаще всего ребенок маме не нужен, и она его не забирает, даже когда освобождается. А если ее срок освобождения не близок, ребенок может почти все детство провести в учреждениях. Если ко всему прочему она и отказ от него не пишет, то шанс ребенка попасть в приемную семью близок к нулю. Эти дети настоящие заложники сложившейся системы. Юридически, в отличии от своих мам, которые отвечают за совершенные преступления, они свободные граждане, но фактически являются такими же несвободными, как и их родительницы. Второй вариант крайне редок – когда папа забирает и воспитывает ребенка, пока мать продолжает отбывать свой срок. Третий, еще более редкий, когда мама все-таки после выхода из тюрьмы забирает ребенка. Но зная, что наши российские бывшие заключенные почти в 90% случаев не адаптируются к нормальной жизни, судьба таких детей также складывается непросто. Четвертый сценарий разворачивается, если мама написала отказ от ребенка, он воспитывается в детском учреждении и имеет статус “под усыновление”. Такого ребенка могут забрать в приемную семью. Какой из сценариев является самым благоприятным сказать довольно сложно. Каждому ребенку в идеале нужна его кровная мама, но уж если эта мама таковою быть не хочет, оптимально, если такого малыша действительно усыновят.

Судьба Вадима из Челябинска, который так и не дождался свою маму и не попал в приемную семью, который прошел все стадии этой системы – от дома ребенка до трех лет, неофициального отказа матери, всего детства в учреждении, выпуска из него, получения образования не по своему призванию, а с общим потоком, в итоге по счастью сложилась довольно хорошо. Вадим попал на работу к очень хорошему человеку Алексею, который стал ему если не отцом, то точно старшим наставником. Алексей подсказывал Вадиму как ему развиваться профессионально, стал ему настоящим другом, помогал в самых разных ситуациях. Сейчас Вадим по прежнему работает у Алексея, женился, воспитывает двух детей. Но увы так складывается жизнь единиц детей, родившихся в тюрьмах. И лишь потому, что роды для большинства заключенных женщин – это лишь способ сделать свою непростую жизнь в колонии немного легче.

Тюремные ясли

Как заключенные рожают и воспитывают детей на зоне

Ирина Халецкая

Жизнь осужденных женщин, которые готовятся родить на зоне, сильно отличается от обычного режима. Их направляют в специальные колонии, где созданы условия для совместного проживания с ребенком. Таких в России всего тринадцать. Корреспондент РИА Новости побывала в одном из исправительных учреждений во Владимирской области.

Пятьдесят процентов наркоманок

В исправительной колонии № 1 в Головино центр совместного проживания действует с 2012 года. Идея была не новой: первый открылся в мордовской колонии № 2 для рецидивисток. Сейчас в тринадцати исправительных учреждениях осужденные матери и дети до трех лет могут круглосуточно находиться вместе.

Потребность же намного выше. По последним данным ФСИН, в стране свыше 500 заключенных отбывают срок с детьми, однако больше половины живут с ними порознь и видятся лишь изредка.

Контингент в ИК-1 особенный: во-первых, тут содержатся только «перворазы» — около 800 женщин с первой судимостью. Во-вторых, половина сидит по 228-й статье: сбыт и употребление наркотиков.

Еще 130 — за причинение телесных повреждений разной степени тяжести. Остальные — за кражу, мошенничество, убийство. Детей на зоне воспитывают 36 заключенных, но жить с ними разрешено только шестнадцати.

«Размножаешься в неволе»

Лилия Темасова — одна из тех, кому повезло. Ей 28 лет, последние шесть провела за решеткой.

В худшем случае осталось еще полтора года — если не выпустят по УДО (условно-досрочное освобождение). О том, как она здесь оказалась, Лилия говорить наотрез отказывается.

Но ее история по-своему уникальна: в колонии она родила второй раз, а первой дочери — Веронике — уже десять, перешла в третий класс. Родилась и выросла на воле.

Младшую сестру Сашу никогда не видела, но знает о ней и ждет дома.

Темасова признается, что воспитание на воле и за решеткой отличается как небо и земля. Со старшей она занималась сама, выбирала для нее кружки и секции, ориентированные больше на творчество.

«Когда уехала в колонию, дочка осталась с бабушкой и дедушкой. Они Веронику воспитывают по-другому: девочка поступила в гимназию с углубленным изучением иностранных языков, уже получила кучу разных дипломов. Грустно, но сейчас у нас с ней не такая глубокая связь, как с маленькой», — говорит осужденная.

«Я слишком давно здесь. За шесть лет прогресс шагнул настолько далеко, что мне уже не угнаться. Не понимаю и половины из того, что говорит дочка, а она-то в курсе всех последних событий. Для меня это лес. Остается кивать головой и соглашаться. Но дочка меня не стыдится, как это бывает у некоторых заключенных. Наоборот, пугает мальчишек, что «скоро у меня мама освободится — и все, вам крышка», — шутит Темасова.

Маленькая Саша постоянно при маме, ничего, кроме зоны, она не видела.

Лилия вспоминает, как за ней долго ухаживал друг детства, но без взаимности. А когда угодила за решетку, старый друг был одним из немногих, кто поддержал. «Много лет он за мной гонялся. Нагнал в колонии. Здесь я за него вышла замуж, тут от него забеременела. И мне было гораздо спокойнее вынашивать ребенка, нежели на воле, да и воспитывать тоже. Муж надо мной смеется, говорит: «Ты размножаешься только в неволе», — продолжает Лилия.

У матерей, живущих с детьми, свой распорядок. Утром просыпаются, будят ребенка, кормят, одевают и отводят воспитателям в детский сад, а сами идут в промзону на работу. В ИК-1 большое производство, где осужденные шьют зимние куртки.

На промзоне мамы работают только одну смену — до 14:00. И забирают из садика малышей.

«Потом делаем что хотим. Кто-то гуляет, кто-то учится, кто-то отправляется на лекцию, родительское собрание. Удобно, что пока мы работаем, с детьми занимаются психологи, логопеды, развивают моторику, помогают с социальной адаптацией», — делится подробностями собеседница.

Шестеро из сорока шести

В центре сейчас 16 осужденных. Пока это предел - больше мест нет. Но в колонии еще 20 желающих попасть на совместное проживание с детьми. Ждут очереди. Их заявления лежат в ящике стола начальника центра Татьяны Шишигиной. Она в колонии с 1986 года. По долгу службы ей приходилось общаться с самыми разными мамами.

«Мы идеализируем подопечных: для нас они все очень хорошие. На тяжесть статьи, по которой они попали сюда, я даже не смотрю», — признается она.

Хотя отдельных особ вспоминает до сих пор с ужасом. Например, девушку, которая попала в колонию за то, что задушила родную бабушку колготками. «Это я простить не смогла. Велела всем приглядывать за ней, чтобы она из поля зрения никуда не пропадала со своим ребенком. Таких вещей я предпочитаю не знать. Простить, конечно, следовало, но мне было трудно», — говорит Татьяна.

Когда женщина с ребенком освобождается из колонии, органы опеки на месте уже ждут, чтобы поставить ее на учет. Первые месяцы сотрудники опеки звонят Шишигиной, сообщают, как складывается судьба ее бывших подопечных.

И это, говорит она, основная головная боль: «Мне главное, чтобы мама не запила, не вернулась к наркотикам, не украла ничего. Рецидивы мы не лечим, а они, к сожалению, бывают».

Если смотреть на сухую статистику, все в пределах нормы. С 2012 года через центр прошло 46 матерей с детьми, сегодня 25 детей живут в полных благополучных семьях, порядка десяти матерей воспитывают в одиночку, некоторые малыши остались с бабушками. Однако шесть детей - в детских домах. Это значит, объясняет Шишигина, что мать снова совершила преступление и попала за решетку, а ребенка забрать некому.

«Есть женщины, на которых даже не подумаешь, — столько клялась, божилась, что выйдет и возьмется за ум. А через два года узнаю: сидит за торговлю наркотиками уже в другой колонии. Так много это или мало — шестеро из 46?» — задается вопросом Татьяна.

Любить ради «показухи»

Шишигина не раз сталкивалась с мамами, которые любят детей ради «показухи», но в центр совместного проживания они вряд ли попадут - не пройдут комиссию. Их дети так и живут в детском садике под присмотром воспитателей, а заключенные приходят туда в определенные часы ради галочки. «Просто в отряде ее заставили провести время с малышом. Садится в игровой комнате в сторонке, ребенок предоставлен сам себе. Вот такое бывает. Но, к счастью, подобных мамашек все меньше. Психологи и соцработники с ними контактируют, пробуждают в них материнские инстинкты», — объясняет начальник центра.

В американских тюрьмах стартовали экспериментальные программы по воспитанию детей в стенах тюрьмы. Сторонники утверждают, что в них много пользы как для матерей, так и для детей. Так ли это на самом деле и как живут дети в российских колониях?

С ростом криминализации общества все острее встают вопросы улучшения тюремной системы. Многие из них остаются нерешенными. В частности, нет единого мнения о том, что делать с детьми, чьи матери забеременели незадолго до тюрьмы или во время отбывания срока. Стоит ли разрешать заключенным воспитывать детей, или лучше отдавать их на под опеку родственников или в специальные учреждения?

В США новорожденных детей забирают от матери в течение 48 часов после рождения и отдают их под опеку семьи заключенной или в приют.

Однако несколько лет назад была введена экспериментальная программа, по которой женщинам разрешено воспитывать детей в стенах тюрьмы.

Один из таких случаев - история Дестини Доуд, 22-летней заключенной декатурского коррекционного центра.

Как и большинство беременных женщин, родивших во время отбывания тюремного срока, Доуд должна была отдать новорожденного ребенка на воспитание родственникам.

Однако перед тем, как передать дочь своему отцу, Доуд узнала, что ей предоставили право выбора. Она могла вырастить Жайлин в стенах тюрьмы.

2 июня 2017 года Доуд с ребенком на руках пересекла забор с колючей проволокой и прошла в камеру, где стояла детская кроватка. Табличка на тяжелой стальной двери гласила: «Доуд:Y21214 Ребенок: Жайлин».

Сейчас декатурский коррекционный центр – единственный дом, который малышка видела в течение 11 месяцев своей жизни.

unsplash.com

Программы по воспитанию детей в тюрьме – редкость в Америке. Однако 8 штатов уже открыли подобные учреждения. Смелый эксперимент сейчас вызывает ожесточенные дебаты в обществе.

Сторонники говорят, что такие программы позволяют матерям выстроить важную раннюю связь с детьми, что благотворно влияет на здоровье детей и дает стимул матерям улучшить свою жизнь. Противники считают, что тюрьма – это неподходящее место для детей и что программы могут помешать неизбежному отдалению ребенка от матери, делая его впоследствии более болезненным.

Дестини Доуд и Жайнин - один из десятков экспериментальных случаев.

Сейчас Доуд столкнулась с необходимостью готовиться к возвращению к обычной семейной жизни. В 21 год она отбывает 12-летнее заключение за транспортировку метамфетамина через границу штата Иллинойс. Она лечится от наркозависимости и думает, как построить карьеру, имея только школьный диплом. Ей разрешено отправлять фотографии дочери отцу Жайнин, но он также находится в тюрьме.

Несмотря на это, Доуд говорит, что программа дала ее молодой семье спасательный трос, за который она пытается ухватиться. Доуд, чья собственная мать сидела в тюрьме, когда Дестини была ребенком, намерена сделать все, чтобы третье поколение ее семьи не оказалось за решеткой.

«Она напоминает мне, что у меня есть что-то потрясающее. Что-то, для чего стоит жить», - говорит Доуд, улыбаясь Жайлин в детской комнате Декатура.

Дети за решеткой

Детские комнаты в тюрьмах отличаются от остальных помещений. На стенах - цветные рисунки и портреты детей. Малыши смеются, играют, занимаются гимнастикой. Все это больше напоминает детский сад до того момента, когда охранники начинают обход.

Участницы подобных программ и их дети живут в блоке, который отделен от основного здания тюрьмы. Дом каждой мамы с ребенком - обычная камера, оборудованная детской кроваткой, пеленальным столиком и украшенная яркими картинками.

На камерах нет решеток и на женщин в этом крыле не надевают наручники, поскольку это может вызвать у детей стресс, даже у таких маленьких. Несмотря на это, безопасность остается главным приоритетом.

Камеры установлены над каждой детской кроваткой. Когда ребенок покидает свой блок, всем заключенным отдается приказ перестать двигаться и оставаться на своих местах. Детям разрешено играть за стенами тюрьмы во дворе, в который можно попасть из гимнастической комнаты.

Существуют строгие критерии по отбору участников программы. Женщины должны иметь не более одного нарушения тюремного режима, не связанного с насилием, и, как правило, быть приговорены не более чем к двум годам лишения свободы. Это делается для того, чтобы мать и ребенок не были разлучены и время, которое малыш проводит в тюрьме, приходилось на самые ранние годы. Хотя срок Доуд дольше, чем у большинства женщин в программе, ей могут разрешить провести его часть в наркологическом центре по месту жительства.

unsplash.com

В тюрьме есть специальные служащие, чтобы помогать матерям следить за детьми в течение дня, пока женщины посещают занятия, получают полезные навыки и проходят лечение от наркотической и алкогольной зависимости. К матерям относятся с пониманием, но в то же время не дают поблажек. Служащие контролируют процесс воспитания детей, чтобы женщины не допустили ошибок, так как обычно они не знают основ правильного воспитания. Под руководством волонтеров мамы играют с детьми, читают им книги и общаются.

В первую очередь, программа направлена на помощь заключенным в освоении базовых навыков материнства, поскольку в большинстве случаев их собственные матери ими не владели. Для того чтобы женщины не совершали повторных преступлений, у них должно быть что-то, что будет их останавливать, а именно, их связь с детьми. Смотрители центра дают женщинам инструменты, которые позволят им стать успешными.

Ситуация в России

По данным Федеральной службы исполнения наказаний на 1 мая 2018 года в России в исправительных учреждениях находится 47 502 женщин. При женских колониях имеется 13 домов ребенка: в Мордовии, Москве, Нижнем Новгороде, Саратове, Владимире, Кемерове, Ростовской области, Красноярском крае. В них находится 525 детей. В этих учреждениях проживают беременные женщины и мамы с детьми до трех лет.

Согласно уголовно-исполнительному кодексу, они работают по следующим правилам:

В доме ребенка могут находиться дети до 3 лет. Матери имеют право общаться с ними в любое свободное от работы время. Также возможно совместное проживание.
Когда детям исполняется 3 года, то с согласия матери они могут быть переданы на воспитание родственникам или в государственные учреждения.
Если ребенку исполнилось 3 года, а матери до конца исправительного срока остается меньше года, то срок пребывания ребенка в доме ребенка могут продлить.
Осужденным беременным женщинам оказывается вся необходимая медицинская помощь.

Однако на практике, эти правила не всегда соблюдаются, отмечают правозащитники.

Фигурантка дела ЮКОСа Светлана Бахмина, которая провела 2, 5 года в колонии отмечала, что жизнь беременных женщин и женщин с маленькими детьми в российских колониях сложная. Беременность не дает им поблажек. Они так же следуют режиму и работают наравне с другими заключенными вплоть до рождения ребенка. Гинеколог приходит в колонию раз в месяц и берет общие анализы. Роды у женщин принимают в наручниках, а ребенка забирают спустя несколько часов после рождения. В течение двух месяцев мать может жить с малышом в доме малютки, затем она должна вернуться к обычному распорядку дня. В результате, материнские чувства ослабевают и женщинам становится сложнее вернуться к обычной жизни, отмечают психологи.

В качестве эксперимента в некоторых российских колониях были введены камеры совместного проживания, но их мало и чтобы получить место, необходимо быть на хорошем счету у администрации.

В начале 2017 года была утверждена дорожная карта , которая предусматривает совместное проживание всех заключенных матерей с детьми к 2021 году.

Также планируется смягчение наказаний для женщин с детьми и даже замену их на общественно полезные работы.